Письмо «До востребования»
ИГОРЬ КУШЕЛЕВ
Давай рванем в Ташкент! Повспоминаем.
И лучше – краем лета, как тогда.
Мы памятнее города не знаем,
Хотя у нас бывали города!
Дороги офицерские известны:
Что ни война – служебные места.
Но было и особенное место –
Афганистан, огромный русский стан.
А у границы самой – перед речкой –
На стыках гор, барханов и садов
Полки в пустыне у небесной печки
Стояли вдалеке от городов.
Страна, где мало тени-много люда –
Узбекистан с Ташкентом во главе!
Там грозди винограда зрели всюду,
Где хоть клочок земли сырел в траве…
Давай в Ташкент! Дела оставим дома
И разом побываем в Чирчике,
Где нет уже давно аэродрома
От городка того невдалеке.
Когда-то сквозь песок ветров и грозы
Оттуда уходили на Афган
Секретные большие бомбовозы –
Всё сеяли в Афгане ураган.
Что мы пожали? То, что обещали
Печальные восточные глаза,
Испили мы тогда из той печали,
С востоком бомбовозами нельзя.
Афган был храбр. Его глаза не врали.
Он выполнял душманский свой обет.
Все девять лет его мы побеждали –
Все девять лет нам не было побед.
Там вертолеты выше гор взлетели,
Там бэтээры новые пошли,
Там наши танки лучшие взревели –
Мы воинского счастья не нашли.
Там гордых гор стояли обелисы,
Там била влёт скалистая земля,
Там страшно выли раненые лисы
На минных оглушительных полях…
Давай туда, где мы стояли тучей!
Там ближе и понятнее Афган.
В столовке по-душманскому пахучей
Закажем жирный солнечный лагман.
А после мы пойдем на чайник чая.
Ты помнишь «Голубые купола»?
И посидим в тени, и поскучаем.
Куда спешить! Война уже ушла.
Зеленый чай качаться будет сочно,
Пиалы запрокидывая нам,
От каждой горки сладостей восточных
Закажем, как обычно, по сто грамм.
А водку мы оставим, брат, на вечер
Под рыхлый и всегда готовый плов.
Мужской наш отдых будет безупречен,
Пусть гулеванят у других столов!
Ташкент-ака узнает нас обоих,
И мы ведь не забыли старину…
В Ташкенте повстречались мы с тобою
В ту давнюю недавнюю войну.
Была судьба в случайной нашей встрече.
Восток синел, как спелый баклажан,
Жара спадала, и погожий вечер
Выгуливал довольных горожан.
И было все достойно и застойно,
И власть советов шла уже ко дну,
В кафе шумели пьяные застолья,
И наплевать им было на войну!
Мы пили чай, о чем-то говорили,
И слов меж нами не было плохих,
Пиалы азиатские парили,
И ты сказал любимые стихи:
«Я только раз бывала в рукопашной,
Раз наяву – и тысячу во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне»…
Давай в Ташкент! Тоску-печаль разгонишь,
Пошляемся немного «под шафе»…
Как тяжело прощались мы – ты помнишь? –
В престижном по карману нам кафе!
Мы были в чём-то очень виноваты.
Мы с чем-то страшным встретились в судьбе.
Не знали мы, что говорить солдатам,
Не знали мы, как отвечать себе.
Все перелётом шло и недолётом.
Так не хотелось больше воевать…
Ты поутру попутным вертолётом
В жару Кабула уходил опять.
И не было уже того азарта,
С каким когда-то мы вошли в Афган.
А я на север улетал назавтра,
Меня не принял туркестанский стан.
Недели две, бездарно тратя отпуск
При штабе легендарного ТуркВО,
Пытался получить за речку пропуск,
Но у меня не вышло ничего.
По госгранице на моей дороге
Легла река меж миром и войной,
Не смог уйти я за её пороги,
Не смог пройти густой ташкентский зной.
Среди больших и стройных кипарисов
Остался я в Ташкенте не у дел,
Начальник штаба доблестный Денисов
Меня, как видно, просто пожалел –
Отставил он отчаянный мой рапорт,
Был не приклонен мудрый генерал,
А у меня – и заграничный паспорт,
И я бумаги нужные собрал…
Как же стремился я попасть за речку,
Пускай на месяц, лишь бы на войну!
Стремления мои река-уздечка
Стремниной вод свела на глубину…
Афганские заснеженные горы!
Осенний зной, прилипчивый как воск!
Война в Афгане стала нашим горем,
И скоро ожидался вывод войск.
И я бы мог! Война был ведь рядом.
Но я не смог, хотя хотел успеть.
Тоскливо проводила тёмным взглядом
За речкой не дождавшаяся смерть.
Как не жилось мне – стыдно было очень,
Что я не на войне, а в стороне.
Жары ташкентской царственная осень!
Она уже забыла обо мне…
Тогда широк был фронт наш туркестанский,
Его знамёна шли из боя в бой,
А горы отвечали по-афгански
Холодным эхом и густой стрельбой.
Колонны над ущельями рычали
И ужас привозили в кишлаки,
А горы отвечали, не молчали –
Встречали батальоны и полки!
Ущелья – словно целики прицелов,
А мушки – острия далёких скал…
Героика солдат и офицеров!
Там каждый выстрел пулею искал.
Буранили свинцовые метели –
Буранили и летом, и зимой,
Стелили горы жёсткие постели,
И «грузы-200» шли и шли домой.
По-честному – по чести! – мы сражались.
Обидный, но не стыдный пройден путь.
Братались мы и насмерть обнимались
Со встречными ветрами свежих пуль!
Но и душманы дрались. И не хуже.
Ничуть не реже попадали в цель.
И фронт их вражий был ничуть не уже…
Ты уважал врага как офицер.
Мы той войной самих себя связали,
Был урожайным смерти урожай.
Там наших пленных зверски истязали,
И ненависть плескала через край.
На встречных курсах жарко бились пули,
Искрили аж и брали всех живьём!..
С Афганом крепкий узел затянули.
По праву ли, Отечество моё?
Захватчики, мы Родине служили.
В Союзе всё уже летело вниз,
Но говорили нам и говорили
Про их и наш совместный коммунизм.
Не победили мы врага-душмана,
Хоть армия была ещё сильна.
Всё на песке стояло вкруг обмана,
Без Бога – не война, а кровь одна.
Высокая трагедия Афгана!
Мир блок-постов, палаток и костров.
Там Божья Матерь нам не помогала,
Там не было над нами Покровов.
В конце концов, решились мы на вывод,
И мы ушли, мы вывели войска…
Никто там не искал чинов и выгод,
Но каждый правду-матушку искал.
Среди молчаний и речей речистых
Все чаяли найти её одну.
Никак не находили. Атеисты!
Мы так и не смогли понять войну.
А на войне – за Бога или против,
Её закон воистину таков…
Куда вели мы за собою роты?
За что стояли лавами полков?
И я не понимал войну нисколько.
Когда она сокрыта и низка,
Невысоко летят её осколки –
Не разглядеть её издалека.
А был и быт. И он довлел над нами,
Кружил он птицей чёрного пера –
Куражились хмельными вечерами
Хмельные от безделья вечера!
Кружили чеки и тряпьё, и карты,
Быт стал вопросом «Быть нам иль не быть?»
По склонам покатились мы покатым,
Но я там не был, и не мне судить…
Моя война случилась в Приднестровье,
Её сполна я получил – в упор,
След памятный её по форме крови
«Песчанка» сохранила до сих пор.
Не отстиралось, навсегда досталось
Заштопанное бурое пятно –
Частицей жизни прожитой осталось
По форме крови, высохшей давно.
Промчала та година, как тачанка,
А степь за нею до сих пор горит,
Тех лет моих бэушная «песчанка»
Напоминает словно, говорит.
В родимый дом вернулся я подбитым,
А тут – звонок во след из той войны:
Напарник мой надёжный лёг убитым
Под солнцем приднестровской стороны.
Померкли жизни трели и красоты,
Я вышел на балкон и закурил –
В огромной чаше средь домов высотных
Бесцветным дымом над землёй парил.
В дали далёкой било-грохотало,
Война брала своё, а тут был мир,
Жилось тут суетливо и устало,
Но всем был мил гражданской жизни пир.
Внизу шоссе красивое шумело,
Прохожие сновали, как по дну,
Все жили, как жилось – какое дело! –
И наплевать им было на войну…
Гражданский мир! Всегда чужой прохожий.
Он безразличен к нам, он – мимо нас.
Бездушием на труп врага похожий,
Он жизни вкусной нанесённый наст.
Когда мы на «гражданку» возвернулись,
Оглохли в тишине. Ни дать-ни взять.
С такою жизнью мы тогда столкнулись,
Что так и подмывало «пострелять»!
Потом прошло. Как опустела фляжка.
Была гроза – теперь лишь моросит.
Красивая немая комуфляжка
На плечиках костюмчиком висит.
Но есть ещё в пороховницах порох,
Умеем снять предательскую дрожь,
Ещё способны выстрелить на шорох
И вовремя достать рабочий нож!
Мы собраны. Уже ведь рядом войны.
И скоро нам пройти ещё одну.
А многие спокойны и застольны,
Хотя идут, болезные, ко дну.
Не многие противятся разврату
Житейского мирского торжества,
А мир летит стремительным раскатом
Громов, не подбирающих слова.
Живут себе – не плачут-не горюют!
Народ огромен, да в коленках слаб.
Живут-жуют, на выпасах жируют,
Меняют баб и обновляют скарб.
И поводы ж находят для веселья!
Пропили старь – пропьют они и новь.
Страна пивных ларьков, страна похмелья.
Да сколько ж можно пить за нашу кровь!
Не с пылу-с жару люди – с пива-с жиру,
И с ними надо резко, по-мужски.
Мы их с тобой построим по ранжиру,
В шеренгах подравняем им носки.
Мы сформируем общие колонны
На холоде и ветре, под дождем,
Мы их сведем в штрафные батальоны
И за собой за бруствер поведем!
И все пойдут вперёд. Закон пехоты!
И каждый будет виден, кто таков.
Мы поняли, куда вести нам роты,
За что мы встанем лавами полков.
Что нам Ташкент! В России бы собраться
И обсудить последние дела.
Поговорить бы надо, разобраться,
Пусть подождут пока что «Купола».
Мы все сейчас живём, как перед боем.
В своей стране мы словно на войне…
Я так давно не виделся с тобою!
Давай ко мне. Хотя б на пару дней.
Обсудим все по-нашему, по-энский –
Как жить и выжить, и как дальше быть,
Мы встретимся с тобой по-офицерски,
Мы о России будем говорить.
Мы выведем на сильное на что-то
Без куража и тостиков лихих,
Оглянем службу в чёрно-белых фото,
И я скажу любимые стихи:
«Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы».
Сквозь лица наших мы увидим лики,
А фото глянут глянцем из войны,
Как оптики предательские блики
Под одиночный с вражьей стороны…
Война в Афгане! Общее несчастье.
Нас иссушил собой Афганистан…
Ты возвращался к действующей части,
И видел я, как ты тогда устал.
А вот расстались просто – офицеры! –
И борт попутный взял тебя на взлёт…
В тот белый день с душманского прицела
Ушел ли твой пятнистый вертолёт?
Я ведь не знаю, жив ли ты, дружище,
Нас разбросала Родина тогда.
Мы жили в холодищах и жарищах,
Меняли городки и города,
И кочевали мы, и воевали,
И армия была еще нужна,
И жизни мы иной не понимали,
Такая уж профессия – война.
Служили мы – нас этому учили,
Судеб иных не знали никаких,
Военных неопошленных училищ
Старательные мы ученики.
Казарма без диванов и сервантов –
Кровати в два железных этажа,
Всевластие всевидящих сержантов
И самоволки – так, для куража…
Курсанты! Скоро вышли в лейтенанты,
Готовые немного для войны.
Пробили час курсантские куранты
И, оказалось, мы кругом должны:
И Африке, и Азии, и Кубе,
А уж Европе «наших» – и в двойне,
А уж родным республикам – и в кубе…
Где только не служили мы стране!
Служили вне сомнений и без Бога,
На всё-про всё – стандартный партбилет,
Вела одна служебная дорога,
Но каждый свой отыскивал ответ.
Мы бились в кровь, мы верили обману
Советских в никуда ушедших лет,
Он сердцу наносил за раной рану,
У каждого был красным партбилет…
Водила нас война под небесами!
Нет спаса от неё и в наши дни…
Ты знаешь, я случайно видел Саню,
Когда он возвернулся из Чечни.
Вот повстречались на просторах энских!
Он, как обычно, при больших делах –
Прошёл наш Саня сразу две Чеченских
И прибабах-Нагорный Карабах.
А в том году гостил я у Володи,
Так он под Грозным получил в плечо.
Все у него теперь в порядке, вроде.
Мы долго обсуждали, что почем.
И Коля жив. Прошёл полгода плена,
Но выдержал, не зря он – Иванов.
Не опустился там, не резал вены,
Теперь в Москве «чеченец». Ну, здоров!
И Серый – дай, Господь, им всем здоровья! –
Хорош, как раньше, и неутомим.
Серёга отличился в Приднестровье,
Я там случайно разминулся с ним.
Мы вместе фронт тираспольский держали –
Такой вот приднестровский прецедент,
Давали вместе и огня, и стали,
Тирасполь – победитель, не Ташкент!
Все хорошо у нашего Сережи,
Он помнит о тебе и обо мне.
С тобой он был в Афгане или позже?
Всем, видно, мало по одной войне…
Война-война! Судьбины половина.
Не всем в живых статься повезло.
Всё те же мы. Нам целый мир – чужбина.
Да за спиной – не Царское Село.
На пенсии теперь уж, на покое,
Все без особых, в общем, орденов.
На финишной прямой мы. Кто – полковник,
А кто – и без особенных чинов.
Вот соберёмся как-нибудь: «А помнишь?..»
Засеменит за пустяком пустяк…
Однажды я сказал себе: «Опомнись!
Да тот ли флаг над нами? Тот ли стяг?!»
Иных уж нет, а те – уже далече.
Всё рухнуло в Союзе. И не вдруг.
Мы стали ниже нынче, стали мельче.
Где армия советская, мой друг?
Куда исчезли мощь её и сила?
И что теперь? И нам кого винить?
Идеями, с которыми носились,
Мы не сумели Бога подменить…
Сбираю в горсть вчерашние стремленья –
Песок сквозь пальцы, и ладонь пуста.
Смотрю назад – и нет отдохновенья,
И начинаю с чистого листа.
Под вечер жизнь, а я всё начинаю,
Душой молитвы Господу ношу,
С пустой ладонью голову склоняю –
Как милостыню у Него прошу.
Простит, быть может, ли за грехи былые.
А нынче сколько валится грехов!
Зачтутся, может, будни фронтовые
Моих прощальных молодых стихов.
Пред вечной жизнью мне бы сбросить бремя
Былой идейной призрачной борьбы –
Хотя б теперь, когда подходит время
Конца зачем-то даденой судьбы.
Афганские изломанные маки
Краснеют кровью у далёких гор…
Судьба моя! Судьбина цвета хаки!
Ты всё того же тона до сих пор.
И всё сухим «афганцем» совесть сушит,
Хоть перекрёстки памяти тихи…
Осколки лет летят по наши души,
И цвета хаки кажутся стихи…
Не государство, а какой-то опус.
Не выйдет из него, как видно, толк.
Но есть ещё и офицерский корпус,
И выставит он офицерский полк!
Не все теперь уже не наденут форму –
Им стал милее собственный пиджак.
В комфортных кабинетиках, конформны…
А мы – конфликтны, без войны – никак!
Вопросов сложных накопился короб,
Понять ответы надо наперёд.
Мне кажется, дружище, очень скоро
Нас время снова в тучу соберёт.
Примчит зарёй, запыхавшись, посыльный
Из молодости нашей боевой,
И ветер синий – молодой и сильный –
Погонит фронт грозы над головой!
И мы уйдём по боевой «Тревоге»,
До срока каждый будет невредим,
И встанем до конца, и будем в Боге,
И потому, конечно, победим!
Мы проведём по сапогам бархоткой
И чистое оденем, как всегда.
И вновь пойдём! Да с нашею походкой
Ещё такие будут города!
Мы подошьёмся белым. Очень бело.
И выкрикнем в бою: «Христос воскрес!»
Мы – офицеры, войны – наше дело,
И пусть блистают молнии с небес!
И у черты последнего обрыва
Дороги нашей русской дорогой
Мы станет для страны полком прорыва –
Почувствуем развилку под ногой!
И полк прорыва выполнит задачу,
И вслед за нами поведут войска.
Все так и будет, друг мой, не иначе –
Все по законам нашего полка!
А если смерть, запыхавшись, настигнет –
Нам ангелы над нею воспоют,
Смерть всё равно придёт, и жизнь погибнет,
Так лучше не в постели, а в бою.
Вздохнет над нами Мать-земля сырая,
И будет построенье на парад,
И будет плац, и «Встречный марш» сыграют,
И Полководец примет наш доклад.
И долго будет слышаться над нами
Сухой прощальный автоматный залп…
На небесах мы под «Ура!» и знамя
Войдем за орденами в светлый зал.
Спасибо, Игорь! Сильно! …И полк прорыва выполнит задачу… У нас одно созвучие: «Идя в бой земной из рая, сыграем с Курносой в прятки. Да здравствует жизнь вторая с цепи боевых порядков!»